ЛЕВ ОШАНИН

Ошанин Лев Иванович (1912—1996), русский поэт. Популярные патриотические,лирические песни: «Дороги» (1946), «Гимн демократической молодёжи» (1947),«Песня о тревожной молодости» (1960), «Пусть всегда будет солнце», «ТечётВолга» (обе 1962) и др. Сборники стихов «Стихи о любви» (1957), «Шёл ясквозь вьюгу...» (1970), «Издалека — долго» (1977), «Пока я дышать умею»(1985), «Баллады» (1987). Государственная премия СССР (1950).
"Всемирный биографический энциклопедический словарь"

"Литературная слава Ошанина связана с его яркими, ритмически выразительными, отличающимися гибким, лёгким и ясным слогом и общезначимым содержанием текстами песен, на которые писали музыку лучшие отечественные композиторы."

Поэтесса Рима Казакова как-то сказала: "Я думаю, что причина любви читателя к стихам и песням Льва Ошанина определяется, прежде всего, его большой сердечной, умной любовью к людям".

Материалы предоставлены проектом Рубрикон

А вот что сказал поэт Александр Бобров - ученик по Литинституту, младший друг и соратник :

"Скорбно и благодарно вспоминаю в заснеженный день, что судьба подарила мне не одну совместную дорогу с Львом Ивановичем. Не одно яркое впечатление от встреч и вечеров, застолий и товарищеских споров... я был всегда восхищен и устыжен тем, насколько распахнут людям и жизни этот седой человек с рокочущим голосом. Поражала его творческая целеустремленность, ожидание удачи, способность слышать призывный свист стрелы-дороги и печальное эхо оборванного пути."

Эх, дороги, пыль да туман...
Я подслушал в народной душе
эту песню когда-то.
И, ничем не прикрасив,
тихонько сказал ей:
- Лети.
И за песню солдаты
встречали меня, как солдата.
И враги нас обоих
старались убить на пути.

Вот и оборвались земные дороги Льва Ошанина... Високосный 1996 год нанес свой последнийудар русской песне: он умер 31 декабря.

Учись, бессонная строка
Твердить свое, свое живое.
А что потом нести с собою,
Пусть разбираются века.

Века, безусловно, разберутся… А сердце автора - не выдержало".

Источник: "Завтра".

Как и поэт Александр Бобров, я могу сказать, что и моя творческая судьба, к счастью, подарила мне не одну совместную дорогу с этим удивительным человеком...

Дорогой гость в доме

В этой неординарной творческой личности не было ни капли снобизма. Избалованный вниманием всех средств информации, находясь на время нашей первой встречи уже в весьма зрелом возрасте, который для основной массы людей является далеко преклонным, он был открыт для всего нового, что возникало в его жизни. Он всегда был готов поддержать любое начинание, не мог пройти мимо молодого и талантливого. Наверное, эти черты, в принципе, должны быть присущи любой значительной личности в истории – не важно, в какой области человеческой деятельности она творила или творит. Говорят так: «Чем больше человек из себя представляет, тем он проще». Не знаю… в моей как юной, так и зрелой творческой жизни, конечно же, в этом плане были разочарования. Но, что касается Льва Ошанина, то он был по-настоящему открыт и удивительно для своего творческого и жизненного статуса – скромен. Безусловно, Лев Ошанин всем известен, прежде всего, как поэт-песенник, хотя его перо не оставило без внимания ни один жанр поэтического творчества – лирические стихотворения, интереснейшие баллады, пьесы в стихах… Мне вспоминается 1980 год. В Ташкент со своими творческими вечерами приехал Лев Ошанин. Я – молодой солист эстрадно-симфонического оркестра узбекского телевидения и радио, спешу на один из таких вечеров в ташкентский «Дом знаний». На ступенях лестницы, прямо увхода в здание, в окружении поклонников – Он. Ошанин очень импозантен в своей серой двойке с короткими рукавами (дело происходит летом), в такой же серой молодежной бейсболке с длинным козырьком и тростью в руках. Он источает вокруг себя тепло и добродушие. Окружающие его люди стараются поближе придвинуться к нему, получить хотя бы капельку внимания от любимого поэта. Это тепло получат все пришедшие – от его совершенно удивительного выступления, где Ошанин просто артистически, своим раскатистым голосом, будет читать стихи, очень открыто общаться с залом, с добрым юмором отвечать на записки. Безусловно, восприятие мира у молодого и зрелого человека во многом разнится. Если молодость – это огонь, то зрелость – угли. Но именно углям присущ тот созидательный жар, на котором, например, выпекается хлеб – в них усмирена неуправляемость, шаловитая бесшабашность огня. Зрелость - это огонь, укрощенный опытом, но сохранивший в жарких углях энергию молодости. К сожалению, так бывает не всегда, но если это случается, то человек, несущий эту энергию – поистине бесценен. Он должен быть примером для молодости в реализации талантов и возможностей, заложенных, в той или иной степени, в каждом человеке. Вступив однажды на свой творческий путь, я это чувствовал изначально. У меня до сих пор сохранилось совершенно удивительное ощущение того, что я – молодой певец, и Он – пожилой поэт, были в тот вечер на одной волне. Он – делясь со мной сокровенным. Я – с благодарностью принимая это откровение. Точно так же, как мы дышали с ним одним воздухом в этом зале. Он был молод, так же, как и я. Поэтому, наверное, когда после вечера, меня кто-то представил ему, как молодого перспективного певца, Ошанин довольно заинтересованно спросил улыбаясь: «А какие песни Ошанина этот перспективный певец знает?». Я действительно знал несколько песен на стихи Льва Ивановича, о чем ему и сообщил. А выяснив, что я владею еще и гитарой (в то время я часто в своих выступлениях использовал этот инструмент, ведь ни о каких минусовых фонограммах тогда не было и речи), Ошанин подвел итог нашей первой беседы: «Встретимся в 18.00 – покажете мне, на что вы способны. Думаю – это кстати, ведь со мной в этот раз нет никого из певцов. А я, в конце-то концов, поэт-песенник или нет?». И я, окрыленный, полетел домой, чтобы репетировать, репетировать и репетировать… А потом – волнение, и уже не знаю насколько удачное выступление. Но после этого, я уже поехал со Львом Ивановичем в Самарканд и Бухару, разучивая в поездках новые его песни. Так началась большая серия наших с Ошаниным совместных выступлений: несколько десятков концертов в Ташкенте, Бухаре и Самарканде, в Татарии, Белоруссии, Москве и Сибири... Вскоре у меня был уже достаточный запас песен, чтобы во время творческих встреч делать по несколько выходов. В этом же 1980-м году я участвовал в творческом вечере Льва Ивановича, который состоялся в Москве, в Колонном зале Дома Союзов, а в дальнейшем и во всех юбилейных концертах Ошанина в этом престижнейшем концертном зале, с прямой трансляцией по Центральному телевидению. Самой большой моей наградой было, когда на одном из концертов во время нашей очередной творческой поездки Лев Иванович сказал: «После тебя в блоке довольно сложно работать – ты так заводишь зал, что мне его на себя заново поднимать нужно…» Это был совершенно замечательный комплимент – я понял, что Ошанин оценил долю моего участия в успехе таких вечеров. Я уже говорил, кстати, что сам он читал стихи и общался с залом просто артистически! И одновременно душевно и доверительно.Да! И именно такими мне запомнились залы творческих вечеров Льва Ивановича Ошанина: Хочу отметить и еще одно его совершенно удивительное качество – это физическая и душевная энергетика. Я очень редко встречал людей с такой энергией, какой обладал Ошанин. Вспоминаю гастроли в Мурманске. Попали мы туда во время полярной ночи. Ощущения и самочувствие отсюда, с непривычки, я бы сказал, мягко выражаясь - неважные. Все время хотелось спать. Лично я полностью потерял ощущение дня и ночи. А у нас по три концерта в день. Не только Мурманск, но и оплот советского флота Североморск и какие-то другие, я уже и не помню, точки. Так вот после проведенного второго концерта, сев в машину, я расслабленно откинулся на заднее сиденье и через какое-то время слышу разговор Льва Ивановича с водителем. Водитель спрашивает Ошанина: «Что, Лев Иванович, сразу на точку, или в гостиницу немножко отдохнуть?». На что Ошанин отвечает: «Д я-то ничего – какие наши годы…» А затем повернулся ко мне и добавил с лукавой улыбкой: «Вот Паше отдохнуть не помешало бы …». Такой закалки был этот Человек... Благодаря этой творческой дружбе со Львом Ивановичем, после концертов в Колонном Зале Дома Союзов, песни с которых, оказывается, были оцифрованы, я попал и в «Красную книгу российской эстрады».

Конечно же - было так приятно, через столько лет, вновь послушать эти песни и, как бы, вновь окунуться в свою молодость))) Кстати, записи из Колонного Зала, на странице "Мое видео", выложены мной с сайта youtube.com. Я очень благодарен человеку, который их туда закачал и надеюсь с ним списаться и от души сказать "Спасибо" за такой бесценный для меня подарок.

АНАТОЛИЙ НОВИКОВ     Вся моя творческая жизнь, во время многочисленных поездок в Россию и непосредственно в Москву, была богата встречами и работой с замечательными авторами. Это А. Пахмутова и Н. Добронравов, Л. Лядова и А. Флярковский, поэт А. Шифрин, и такие замечательные композиторы, как Д. Тухманов, А. Зацепин, В. Шаинский, М. Фрадкин, О. Фельцман, Ю. Саульский, И. Якушенко, Г. Мовсесян, О. Иванов, А. Мажуков, В. Патрушев. Я помню один из дивных творческих вечеров Л. Ошанина в ЦДЛ в 1984 году, когда я, зная много песен на стихи Льва Ивановича, исполнял произведения в сопровождении, практически - всех композиторов, пришедших поздравить Ошанина. Это были «Песня о талой воде» и «Поезд юности» О. Иванова, и «Снежная песня» Г. Мовсесяна, и «Желтоглазая ночь» А. Мажукова и др. Но самым, наверное, пронзительным по ощущениям для меня было то, что в тот вечер я выводил под руку на сцену гениального Анатолия Новикова...  К великому прискорбию этот концерт оказался последним публичным выступлением Маэстро русской песни... Ошанин очень хотел, чтобы Новиков присутствовал на вечере, но не решался обратиться к нему с этой просьбой в силу того, что Анатолий Григорьевич, практически, не выходил из дома. Поэтому накануне творческого вечера он сказал мне: «Очень хочу видетьТолю, но понимаю, как для него это сейчас сложно... Давай я ему позвоню и попрошу принять молодого певца из Ташкента, думаю, он не откажет, и для тебя это будет событием... Покажешь ему свои «Дороги»... (исполняя эту легендарную песню, я трактовал ее несколько по-иному, нежели в ее привычном исполнении – по-форме от куплета к куплету она шла с большим темповым и динамическим нарастанием и в конце звучала, практически, как гимн)... А там глядишь... – недокончил фразу Лев Иванович... С огромным волнением я шел к Анатолию Григорьевичу. Пришел пораньше, потому что боялся - не дай Бог опоздать. Однако долго топтался у подъезда знаменитой многоэтажки на Котельнической набережной, потому как подъезд был блокирован домофоном, о котором в то время в Ташкенте мы, в основном, еще и слыхом не слыхивали. И уже с волнением посматривал на часы, когда к подъезду подошла женщина и, видя мое замешательство, спросила: "Вы к кому?" Я ответил, что к Новикову. "А Вам назначено?" Я заверил, что конечно же - да. Она оценивающе окинула меня взглядом и, улыбнувшись, открыла подъезд: "Я Вас провожу..."  Это была дочь Новикова Марина Анатольевна.  При всех моих сомнениях, Маэстро принял меня очень радушно. Он обедал и гостеприимно усадил меня за стол и даже налил мне рюмочку "Русского бальзама" ("Рижский" я знал, а во "Русского" никогда не видел) - "...это можно... это полезно..." А когда я рассказал о вечере в ЦДЛ, он грустно улыбнулся и сказал: «Нет, сынок, я уже совсем не играю – у меня руки болят...». Но через какое-то время, вдруг сказал: « А ну-ка, пойдем, попробуем...». Мы пришли к роялю. И вот тут произошло то, что так меня согрело и обрадовало – песня в моем с Автором исполнении, постепенно, приобрела те черты, которые были мной выстраданы и так мне дороги. Происходило это так: - Анатолий Григорьевич, а можно здесь чуточку по-другому... вот так... - А ну-ка, давай попробуем... Помню я и то, как Анатолий Григорьевич воскликнул, обращаясь к дочери, которая находилась в другой комнате: «Марина, иди-ка сюда – послушай, как этот мальчишка поет...» Все это закончилось тем, что Новиков сказал: « Слушай, давай Леве еще один подарок сделаем – ему это будет приятно... Думаю, что эту нашу с ним песню он уже подзабыл. Марина, ну-ка поищи в клавирах...» Вот так ЭТО случилось! Разве такое забывается?! Кстати, об этой необычной трактовке «Дорог», Лев Иванович сам вспоминает еще в одном очень дорогом для меня документе: